Теперь ты меня видишь - Страница 92

Разгулялся сильный ветер, и я попыталась поправить растрепавшуюся прядь. Но Джосбери меня опередил. Я отшатнулась от его прикосновения.

— В чем дело?

— Ни в чем.

Несколько чаек уже отломились от скульптурной композиции. Остались только их чугунные лапки на камнях.

— Ты что, расстроилась?

Я сглотнула ком в горле. И он, и Таллок верили, что у меня есть будущее в полиции. Черт! Только бы не заплакать.

— Лэйси Флинт, ты, доложу тебе, та еще чудачка.

— Будто я сама не знаю.

— По-моему, от тебя одни неприятности.

Он водил пальцем по рукаву моей куртки. Его дыхание опаляло мне шею.

— Не спорю.

Он нежно поигрывал моими волосами.

— Тогда почему, — начал он, пробираясь прохладными пальцами по моим позвонкам, — я каждое утро просыпаюсь с мыслью о тебе?

81

13 сентября, за десять лет до описываемых событий

Когда Виктория Луэлин возвращается, на улице уже темно. Она перелезает через забор и идет по пустырю. Подбирает свой фонарик у металлических ворот, прокрадывается внутрь. В туннеле темно и мокро, но сумерки рассеивают дешевые светильники. Она поднимается по лестнице и практически на ощупь движется вперед, переступая через затушенные костры и раскинувшиеся тела. Темп она сбавляет лишь тогда, когда замечает больничную ширму и печурку на сжиженном бутане.

На матрасе лежит девушка. Это их общий матрас. Виктория несмело светит ей в лицо, боясь разбудить.

Но девушка не спит. Глаза у нее открыты. В следующую секунду Виктория падает на колени, щупает ей пульс, слушает дыхание, ищет любые признаки жизни. Подруга еще не умерла, но ей осталось совсем недолго.

— О господи, только не это! Теперь еще и ты?

Надо поднять ее, бежать за помощью. Она обхватывает подругу за плечо и тащит за собой.

— Проснись же! Помоги мне. Ну же, Лэйси, я не могу еще и тебя потерять.

Взгляд Лэйси на миг становится осмысленным, и она поднимается с пола. Девушки, обнявшись, бредут обратно в непроглядную ночь.

82

Я еще долго сидела в номере, устремив неподвижный взгляд на воду. Огни на том берегу залива гасли один за другим, как будто разделяя время на маленькие отрезки. В конце концов все движения сошли на нет, и залив полностью погрузился во тьму.

В час ночи я поняла, что больше не могу ждать. Мне нужно вернуться в Лондон. А главное, мне нужно избавиться от Марка Джосбери.

Поездка в Кардифф, как бы то ни было, оказалась мне даже на руку. Я с успехом обошла все расставленные Джосбери ловушки, и в нем снова просыпалось доверие ко мне. Но этого мало. Пора рискнуть.

Я скажу ему правду.

Не давая себе шанса смалодушничать и передумать, я вышла из номера и босиком прошлепала до лифта. После прогулки я переоделась, и на мне теперь были свободные спортивные штаны и беговая майка. Я несмело постучала.

Он открыл мне в одних штанах — ярких пижамных штанах с заниженной талией. По тому, как недобро Джосбери косился на яркий свет в коридоре, я поняла, что разбудила его. Наконец, узнав ночную гостью, он посмотрел на меня со смесью удивления, любопытства и надежды. Я не дала ему возможности сказать хоть слово.

— Я должна тебе кое о чем рассказать.

Он потер глаза и вернулся в номер. Я последовала за ним, плотно затворив дверь.

Номер у Джосбери был даже больше моего, с двумя двуспальными кроватями. Когда он зажег ночник, я заметила, что подушка лежит вдоль кровати, а не поперек и сбоку примята. Получается, он спал с ней в обнимку.

На второй кровати, прикрытой стеганым одеялом, лежала глянцевая сувенирная книжка о злодеяниях Джека-потрошителя. У меня была точно такая же. Практической пользы от нее никакой, зато там можно найти прекрасные репродукции оригинальных документов, включая посмертные снимки пяти канонических жертв. Джосбери, который, как и многие другие, попал под гибельное обаяние Потрошителя, выдернул страницы из книги и разложил их в хронологическом порядке. Полли Николс, Энни Чэпман, Элизабет Страйд, Кэтрин Эддоуз, Мэри Келли.

Я немного отодвинула последнюю от края кровати, чтобы присесть.

— Пить будешь? — спросил он.

Я покачала головой.

В приоткрытые громадные окна проникал студеный воздух. У Джосбери по плечам побежали мурашки, да и я тоже начала подрагивать. Он вынес из ванной белый банный халат, укутался, а мне бросил толстовку.

— Если на ночь оставлю батарею включенной, утром башка раскалывается.

Я натянула толстовку через голову. Он целый день в ней проходил. Прохладная, как и все в этой комнате, зато пахнет им, его теплом. Джосбери налил себе чего-то из мини-бара и, взбодрившись, сел в кресло перед окном.

Я сделала глубокий вдох.

— Я понимаю, что давно должна была об этом рассказать, но, думаю, ты поймешь, почему я молчала.

Он поднес к губам стакан с янтарным напитком на самом донышке.

— Помнишь, я говорила, что когда-то жила на улице?

Он, пригубив, отставил стакан. Стекло легонько стукнуло о столешницу.

— А еще у меня были проблемы с наркотиками.

С его стороны — кивок, с моей — еще один глубокий вдох.

— На самом деле ситуация была совсем плачевная. Я почти два года сидела на героине. На собеседовании в лондонской полиции я и трети правды не рассказала.

Одна бровь вскинулась от удивления.

— Им я сказала, что просто «баловалась» в юности. Что из-за этого когда-то недоучилась, но потом завязала. Задолго до подачи документов.

Брови у Джосбери выровнялись. Он внимательно смотрел на меня.