— Эмма, скажи, пожалуйста, где ты была в понедельник с восьми часов утра до полудня, — попросила я.
Лампочка на мониторе не горела — похоже, за нами никто не наблюдал. И все равно нельзя было проявлять излишнюю фамильярность. Особенно если учесть, что Джосбери снова за меня взялся.
— Дома, — ответила она, пожав плечами.
— Кто-нибудь может это подтвердить?
— Может, кофе попить выходила, не помню. А что?
— Давай задавать вопросы по очереди. Сейчас моя очередь. Так вот: куда ты ходила пить кофе, в котором часу, кто тебя обслуживал и кого ты там видела?
Я записывала все ее ответы. Эмма — хорошая журналистка, наблюдательная. Она в мельчайших подробностях описала поход в кофейню. Судя по всему, ей не составит труда доказать, что то утро она провела на приличном расстоянии от места преступления.
— Зачем ты звонила Шарлотте Бенн?
— Той женщине, которую убили? Да не звонила я ей!
— А ее дочь говорит, что звонила. И пыталась договориться об интервью. Ты якобы опрашивала матерей, чьи дети учились в Святом Джозефе, и пыталась выяснить, что они думают об этих убийствах.
И без того помятое лицо Эммы исказила возмущенная гримаса.
— Это х… какая-то! Кто-то звонил Шарлотте Бенн, притворяясь мной?
Я знала, что Эмма не врет, но вынуждена была продолжать допрос.
— Ты хочешь сказать, что не пыталась связаться с Шарлоттой Бенн?
Она покачала головой.
— Абсолютно. Мне и в голову не пришло бы. Расскажи, что там случилось.
— Моя очередь еще не прошла, — напомнила я, чуть помедлив. — Дай мне, пожалуйста, свой телефон. И другие тоже, если есть. Мне надо убедиться, что с них не поступало звонков в дом Беннов.
Эмма устало откинулась на спинку стула.
— Издеваешься ты надо мной, что ли? Опять? Когда мне вообще работать?
— На твоем месте я бы держалась от греха подальше, а потом уже думала о работе. Телефон, пожалуйста.
Я положила ее мобильный в стерильный пакетик для улик и встала из-за стола.
— Эмма, — окликнула я ее уже с порога, — прошу тебя, будь осторожна!
К моему возвращению гам в диспетчерской уже смолк. Осталось совсем мало народу; Таллок, Андерсон и Стеннинг куда-то ушли. Джосбери по-прежнему говорил по телефону.
— Босс велела собрать всех пятерых пацанов, — сказала Майзон. — В Лондоне живут далеко не все, так что на это уйдет какое-то время. Маму Томаса, Карен Кертис, мы уже нашли, она живет в Илинге. Стеннинг поехал туда с одним новобранцем.
— А где Таллок?
— Они с сержантом до сих пор общаются с суперинтендантом Уивером.
— Не понимаю, — сказал один из сержантов постарше. Он всегда разговаривал громко, а уж теперь хотел, чтобы его услышали во всем здании. — Две валлийские прошмандовки сами напросились на групповуху, а десять лет спустя кто-то начинает кромсать их матерей? По-моему, просто совпадение.
Никто ему не ответил. Такое себе совпадение — три трупа. Джосбери снова говорил по телефону, но слишком далеко, чтобы я могла услышать, о чем именно.
— Ты обратила внимание, как им всем было стыдно? — спросила Майзон. — Никто не хотел об этом говорить. Слова не скажи — сразу лезут в бутылку. Небось пришлось тогда в Кардиффе хорошенько надавить на полисменов.
Из коридора послышались шаги, и через пару секунд в комнату вошли Таллок с Андерсоном.
— Кому-то придется съездить в Кардифф, — без лишних предисловий заявила Таллок. — Выяснить, что там на самом деле стряслось. Нам нужны фамилии тех девочек.
— Фамилия у них была общая — Луэлин, — сказал Джосбери, кладя трубку. Все разом обернулись к нему. — Старшей на тот момент только исполнилось шестнадцать, младшей было четырнадцать. Я поговорил с архивариусом в кардиффском управлении, но она мне ничего толком не сказала. Через два дня после происшествия девочки забрали заявление.
— Вполне естественно, если обвинения были беспочвенными, — заметил Андерсон.
— Или если им угрожали, — добавила Майзон.
— Убийца не может быть женщиной, — настаивал Андерсон. — Женщины не насилуют и не вспарывают животы другим женщинам. С ножами шутки шутят только мужики.
Бирюзовые глаза сверлили меня насквозь.
— И еще кое-что, — продолжил Джосбери, когда наконец позволил себе моргнуть. — Предполагаемое изнасилование произошло в субботу тридцать первого августа. Как и первое убийство Джека-потрошителя, день в день. Как и шутка с ножом, которую сыграли с Джеральдиной Джонс.
— Это все? — спросила Таллок.
— Младшую девочку звали Кэти. Старшую — Виктория.
Он подождал, пока информация отложится в головах.
Таллок закусила губу и тяжело выдохнула.
— Викторианские места, — проронила она. — Парк Виктория, Виктория-Хаус, викторианский бассейн.
— И как вся эта фигня связана с Потрошителем? — Андерсон обращался к Джосбери, хотя они стояли в разных концах комнаты. — Разве что это изначально было просто прикрытие.
Джосбери снова уставился на меня.
— Ну нет. Не просто прикрытие. Что скажешь, Флинт?
— В смысле? — Взгляд Таллок растерянно заметался между нами.
— Давайте вспомним послужной список Джека-потрошителя, — предложил Джосбери, и мы остались с ним наедине, окружающий мир исчез в мгновение ока. — Почему в таком людном районе, как Уайтчэпел, никто не заметил мужчину в окровавленной одежде?
— Темно было, — откликнулся кто-то.
Джосбери даже не обернулся на голос.
— Точнее, даже так: почему пять опытных проституток, привыкших к мужской агрессии, подпустили к себе мужчину с ножом?