— Они вынуждены были рисковать, — сказала Майзон. — Иначе есть было бы нечего.
— Незадолго до смерти Полли Николс в Уайтчэпел произошло два жутких убийства, — продолжал Джосбери. — Джек был ни при чем, но все ночные бабочки в городе наверняка были настороже. А уж после Полли, тем более после Энни, в этих кругах наверняка царила паника. Тем не менее ему удалось убить еще трех женщин. Беззвучно и незримо. Ты у нас первый специалист по Потрошителю, Флинт. Объясни.
— А Лэйси тут при чем? — нахмурилась Таллок, непроизвольно загораживая меня.
— Хороший вопрос.
Таллок посмотрела на меня — и, наткнувшись на мой взгляд, отступила.
Джосбери нарочно поставил меня в такое положение. Теперь все ждали объяснений, и мне не оставалось ничего другого, кроме как выдать свой секрет. У Джека-потрошителя тоже был секрет, но он сохранил его до конца. Моя личная теория не претерпела никаких изменений со школьных лет. Кто твой любимый исторический персонаж?
— Инспектор Джосбери намекает, — начала я, сама удивляясь своему спокойствию, — что Джек-потрошитель был женщиной.
На отходняках Тай Хаммонд любит сидеть на палубе и смотреть, как лучи света прыгают по реке. Это зрелище всегда его умиротворяет и смягчает переход от блаженства к обыденности.
Когда он поднимается по лесенке плавучего дома, ему кажется, что кто-то окликает его по имени. Дойдя до кабины, он чувствует, что лодка бьется о причал. Он здесь не один.
— Что там такое? — спрашивает он у светловолосой девушки, сидящей в хвосте, спиной к нему; она держится за поручень. Крутит головой, но слишком быстро — они не успевают встретиться взглядами.
— Носовой швартов перерезали, — говорит она. — И этот тоже еле держится. Не могу поймать.
До Тая не сразу доходит смысл ее слов. Он видит, что нос плавучего дома отвернулся от причала. Дом подхвачен течением, их держит только кормовой швартов. Тай неверным шагом подходит к Кэти, которая пытается дотянуться до крепежного клина.
Тай выше, чем Кэти. Он перегибается через ограждение и успевает скользнуть пальцами по холодной стали, прежде чем лодка отплывает дальше. Швартов накинут на клин, но не привязан. Если бы не трение влажных волокон, лодка уже полетела бы к чертовой матери. Придется прыгать на берег. Кэти бросит ему швартов, и он сможет остановить лодку, пока импульс еще не так силен. Он перекидывает одну ногу через ограждение, но Кэти его останавливает.
— Слишком далеко, — говорит она. — Ты упадешь.
Она права. Два метра, три… Но что делать? В плавучем доме нет мотора, им нельзя управлять, его нельзя остановить. Они не могут выплыть в вечернее море на неконтролируемом судне.
— Придется прыгать, — говорит он, беря ее за руку. — Мы еще близко, сможем доплыть.
Глаза Кэти округляются от страха.
— А остальные? Джен и Эл уже спят. Там внизу четыре человека.
— Ты прыгай, а я их разбужу.
Тай идет к люку. Четыре человека. А он думал, пять. Джен и Эл, Роб и Кит — плюс новенькая. Значит, пятеро. С ним и Кэти — семеро. Но Кэти считает, что четверо, а Кэти никогда не ошибается. Он слышит ее крик за спиной, разворачивается и видит, как она бежит к носу.
— Горим! — кричит она. — Пожар!
Взрывная волна подбрасывает его высоко в воздух, ошпаривая кожу, выжигая весь воздух из легких. Речная вода облегчает его страдания.
Из всех тайн, окружающих события в Ист-Энде, общественность больше всего беспокоит одна: почему полиция настолько безвольна и глупа?
Газета «Дэйли ньюз», 1 октября 1888 г.
— Теория, конечно, экстравагантная, но уж точно не новая, — сказала я. — Первым ее выдвинул Фредерик Эббелайн — инспектор, который вел расследование.
— На что он опирался? — спросила Таллок.
Я многозначительно взглянула на Джосбери.
— Вы сами все только что слышали. Когда весь Лондон искал подозрительных мужчин, Эббелайн не понимал, как мужчина в окровавленной одежде мог незаметно перемещаться по городу.
На лицах коллег отразилась смесь скепсиса и любопытства. Я решила, что стоит присесть: торопиться некуда.
— Инспектор обсудил это с сослуживцами, и те выдвинули теорию сумасшедшей повитухи, в дальнейшем известную как «теория Джилл-потрошительницы».
Какие-то робкие звуки, похожие на смешки.
— Продолжай, — попросила Таллок.
Все смотрели на меня. Пускай со скепсисом, но они меня таки выслушают.
— Вот они и задумались: кто может выйти из дому среди ночи, не навлекая на себя подозрения? Кто может преспокойно разгуливать по городу под утро?
Одобрительные кивки. В углу зазвонил телефон.
— Кто может быть покрыт пятнами крови, происхождение которых всем понятно? Ответ: повитуха. Или акушерка, промышляющая подпольными абортами. Многие тогда совмещали эти роли.
— Повитуха знала бы, где найти матку и почки, — добавила Майзон. — И всяко лучше, чем мясник.
Я боковым зрением увидела, как Джосбери встал из-за стола и подошел к монитору. Телефон продолжал надрываться, и Таллок жестом велела кому-нибудь взять трубку.
— Да, это тоже учитывалось. К тому же проститутки не побоялись бы подойти к женщине, тем более такой профессии. Это объясняло отсутствие криков и сопротивления в целом. Женщинам просто не было страшно. А потом бояться уже было поздно.